Мой приятель, тоже врач, рассказал о своих приключениях в командировках. Он выезжал в качестве эксперта в регионы России, где было необходимо разобраться в причинах смерти женщины или ребёнка в роддоме. Вызывали и в хирургические, и терапевтические отделения, и даже в акушерско-фельдшерские пункты. Мы сидели у меня в квартире и, как обычно, на кухне. Он рассказывал о последней командировке за Урал. Кроме него должны были присутствовать и местные представители от медицины и прокуратуры.

— Складывается впечатление, что родственники умерших хотят всех врачей пересажать, лишить дипломов. Тогда можно пройтись по кладбищу, переписать всех умерших в возрасте до шестидесяти лет, поднять истории болезни, и передать в прокуратуру. В больницах останутся только санитарки и сёстры-хозяйки. Все ссылаются на клятву Гиппократа, а кто-нибудь читал её, включая депутатов. Не поленитесь, наберите в Интернете — эмоционально начал беседу мой приятель Дима.

Пока я ставил чайник и накрывал на стол, приятель сосредоточенно слушал по ящику о новых правилах работы в поликлиниках, о сокращениях врачей и колоссальных выплатах им в качестве выходных пособий. А, что если сократить где-нибудь мэра, сколько бы он потребовал компенсаций в рублях или зелёных. Ну, придёт же в голову такое, наверное, только на голодный желудок.

Дима выключил телевизор со словами, что это его не касается, потому что пока люди умирают, идут судебные разбирательства, требуют деньги, за моральный ущерб меня не сократят, но и денег не прибавят. От водки он отказался, и без предисловий начал рассказ:

— Люблю ездить в дальние командировки в ночь с четверга на пятницу. Ночь поспишь, а утром ближе к обеду зайду в нужное заведение, поговорить с персоналом, с главным врачом, если он не уехал на дачу, что бывает часто (короткий день). А в выходные дни знакомство с городом, особенно если он старинный.

Так вот, сел в вагон, в купе я был один, и молил Бога, чтобы никого не подселили. По крайней мере, высплюсь. У меня дурная привычка, как у Мавроди, запрокидывать скрещенные кисти рук на затылке, независимо от того я сижу или лежу на подушке. Вошла молоденькая проводница, пожелала спокойной ночи, а я попросил разбудить сразу после Челябинска.

Лежал и думал, что меня ждут склоки, жалобы, наговоры двух лагерей медицинского персонала, включая медсестёр особо активное звено во всех скандалах. Мне показалось, что поезд, не успев набрать скорость, стал тормозить. Через минуту в купе вошла запыхавшаяся девушка без вещей. В руках она держала косу, будто торопилась на сенокос или сбежала с него. Скорее последнее. Хорошо, что не мужик алкоголик или толстая старуха, которая храпит громче реактивного двигателя. Повертев передо мной своей фигуркой, она повесила косу на верхнюю полку и обратилась ко мне: «Командировочный? Далеко едите? Зовите меня, Летали. Со мной скучать не будете. То, что вас, зовут Димой, знает весь вагон, а сами из Москвы. Была я в Горках у Ленина и у Сталина на дальней даче. Хорошие места для отдыха, в некоторых больницах в Москве». Я слушал фантазёрку, которая видимо, побывав в Мавзолее, придумала всё остальное для продолжения нашего знакомства. Я смотрел на неё — до чего же хороша.

— Давай сыграем в города, вы всю жизнь мотаетесь по командировкам, много знаете городов по России и СССР, а я в свою очередь буду называть, где успела побывать — заговорила, Летали стоя возле меня, облокотившись руками о верхнюю полку. Я назвал Курск.

— Ой, я тоже была там и даже на лодке "Курск", не забываемое удовольствие получила — совсем завралась девочка. С не скрываемой улыбкой продолжала — Спитак, Чернобыль, Ашхабад, Магадан, обошла почти весь ГУЛАГ, часто спускаюсь в шахты, вот до Челябинска доедем, а потом в Донецк — работы не початый край. Нет, у неё с головкой плохо, перечислила места, где была массовая гибель людей. Я решил переменить тему и спросил:

— С какой целью ты возишь косу, и что означает твоё имя, я ни разу такое не встречал?

Летали расхохоталась и присела на мою полку, положив руку на моё бедро. Холодом повеяло от её тела, мне стало жутко.

— Коса это мой инструмент и без неё мне никак. Имя моё от какого-то латинского слова, ты же врач, а я латынь не изучала, — смеясь, и, придвигаясь ко мне, процедила сквозь черные зубы, уже не девушка, а пожилая женщина с седыми волосами на голове. Тут я вспомнил латинское выражение «exitus letalis», что означает смертельный исход. Она встала, взяла косу в руки, но не так, как косцы, а как лесорубы топор. В дверь постучали, она ответила за меня:

— Мы встали, спасибо! Приказным тоном сказала, чтобы я вытянул руки по швам, а то они будут мешать ей, работать. На меня смотрела старуха с пустыми глазницами, держа на изготовке свой смертоносный инструмент. Я вспомнил героиню из «Тихого дона», которая пыталась покончить с собой, полоснув себя по шее косой. Но тогда обошлось, осталась жива, только кривошея на всю жизнь. Эта же не промахнётся!

Взмах руки, мой дикий крик. Открываю глаза, пожилая проводница трясёт меня за ноги: «Челябинск проехали» — сказала и ушла. Я встал, пошёл умыться. По пути в туалет, встречные пассажиры здоровались со мной, как с хорошим знакомым, я снова испугался и вернулся в купе. Дима сдержанно вздохнул, и, впервые отхлебнул холодного чая. Двумя руками протёр лицо, будто, хотел скорее проснуться после кошмарного сна. Я ни о чём его не спрашивал.

—Так вот, — продолжал Дима, — с тех пор я не запрокидываю руки на затылок, стараюсь не ездить за Урал, да и командировки надоели. Сидел бы в поликлинике, выписывал бы старушкам рецепты на бесплатные дешёвые лекарства, не измеряя АД, не заглядывая в горло, не слушая сердце и лёгкие, но направляя их на анализы и к другим специалистам, как и я. Удивляюсь, откуда Гоголь Н.В. знал о нашем здравоохранении, ведь, в своей книжонке написал: «Человек простой, коль помрёт, то и так помрёт, а коль выздоровеет, то и так выздоровеет». А кто не простой, так он лечится в Германии, а рожать так непременно в Америке. Ну, не будем о грустном. Давай на посошок налей в стакан.

Дима выпил водку, не закусывая, и не прощаясь, ушёл. Вот и поговорили.