Глава 10
Дежурство прошло спокойно, это когда не поступают тяжёлые больные, нет экстренных полостных операций ночью, и удалось поспать. Сам я «сова», а дежурил с коллегой «жаворонком». Самое удачное сочетание. Она спит до трёх ночи, я после.

Утром обход, запись дневников двадцати пяти историй болезней, осмотр на выписку, эпикризы, оформление выписки для поликлиники. Вы даже не представляете, сколько у врачей писанины. Если хотят сказать о плохом почерке, то говорят как у врачей. За сорок лет работы в стационаре наберётся двадцать томов печатного текста по пятьсот страниц каждый. Это объём полного издания А. П. Чехова. Для экономии времени мы начинаем халтурить. Халтурил и я. Пульс и артериальное давление писали с «потолка», кроме оперированных больных. Было распоряжение измерять внутриглазное давление больным старше сорока лет, и поручили гинекологическим медсестрам и снова халтура. Недавно посетил районную поликлинику и случайно просмотрел свою амбулаторную карту. Оказалось, что каждое посещение мне измеряли давление. А Вам?

Мой почерк мелкий и, конечно, неразборчивый. Однажды пришла комиссия проверять нашу медицинскую деятельность. Все приготовились к разносу. И всё-таки постарались, не ударить в грязь чем-нибудь. В столовой на обед выдали ложки из нержавеющей стали (обычно алюминиевые), сестра-хозяйка не орала на больных, которые выпрашивали подкладные пелёнки; медсестры не курили в сестринской и были на посту; старшая медсестра выдавала спирт не по объёму, а как положено по весу. Начали проверку со столовой.

Комиссия порекомендовала повесить лозунг типа: «большому куску рот радуется». Мы тут же повесили на самом видном месте, в раздаточной. Кстати, через год получили выговор от другой комиссии за этот плакат и рекомендовали повесить картину с изображением фруктов.

После обхода отделения взялись проверять истории болезни. Дошла очередь до меня. Стали читать мою писанину. Что это за писульки, написано как курица лапой, короткий дневник и не отражает динамику течения болезни. Вот посмотрите, они взяли несколько историй моей коллеги. У неё размашистый крупный почерк и дневник занимал пол страницы, а у меня пять строчек мелких каракуль. Я признал критику правомерной, и комиссия смягчилась (они это любят). Ушли довольные своей работой, а нам пожелали дальнейших успехов.

Вернувшись в ординаторскую, я сравнил свои записи с дневником моей коллеги. Удивлению не было конца. Количество слов и содержание было один к одному. Ушли, ну и Бог с ними. Пошли в столовую обедать, чем Бог послал, а послал на весь дневной коллектив. Это получается, когда выписка больных производится до обеда (положено выписывать после). И больным хорошо — пораньше будут дома и нам не плохо. Что Бог ни делает — всё к лучшему.

На следующий день встретились, как обычно. После нескольких дежурных фраз продолжили чтение.
Наташа ела с удовольствием, и всё время порывалась спросить: «Как он появился в приморском городке и тем более на скале? «Но Андре сам продолжал свой рассказ, изредка проворно разделывая вилкой аппетитную курицу, запивая компотом. Вообще птицу едят вилкой, хотя я люблю, есть руками, обгладывая косточки.

Наш ансамбль готовился к гастролям по Европе. Стоял вопрос загранпаспорта. Все артисты и обслуга получили, только меня вызвали на Лубянку. Долго расспрашивали, откуда я, почему такой крупный, где родители? Мои документы были в порядке, но они проверяли и проверяли... В конце концов, дали добро. Возникла другая проблема, как лететь самолетом? Мой рост два пятьдесят, вес сто сорок. Заказ на авиабилет у меня не приняли. Администратор ансамбля посоветовал ехать поездом или водным транспортом, благо гастроли в Грецию. Я отправился в путь на неделю раньше остальных на морском лайнере. И всё было хорошо. Вот тут-то всё и началось. Он сделал паузу, допил компот, посмотрел на Наташу, от чего она съёжилась. Ей не было понятно, что с ним. То ли возбужден, то ли удручён. И то и другое её не устраивало, она театрально зевнула, отодвинула остатки курицы, обозначив конец ужина.

Андре собрал немудрёную посуду, вымыл её и вышел из пещеры. Наташа осталась одна, и жуткая тоска напала на неё. Хотелось домой, вниз, к Сергею. Что он делает сейчас? Звонит моей маме? Зовёт спасателей? Она никогда не была в таком дурацком положении, и проверить возможные действия Сергея не представилось. Обожжённая солнцем спина больше не болела, оставались чувствительные места на груди и внутренних поверхностях бёдер. Началось массивное шелушение, и выглядела она, как ободранная кошка. Мысли о возможном приставании к ней этого верзилы не покидали её. Решила пофантазировать. Если, он ласковый, и будет гладить, то неизвестно доставит ли ей какое-нибудь удовольствие. Такие громадные руки должны быть грубые, жёсткие, а может, и грязные. От такого представления её покоробило, и даже она вздрогнула. С другой стороны, он всё-таки врач, да ещё гинеколог. Это её успокоило, чему сама удивилась. Если дело пойдёт дальше, сопротивляться бессмысленно. Тогда какое положение ей придется принять? Обычное положение недопустимо. В таком случае мой нос уткнётся где-то в области пупка. Не вздохнуть, ни охнуть. Человек-гора или раздавит, или придушит её. Она пыталась вспомнить, как это было с Сергеем, но ничего хорошего не пришло в голову. Просто он ещё мальчишка. Наташа подошла к камину, помешала угли, и тепловое излучение приятно обволокло её тело. Плотный и вкусный ужин расслаблял и клонил ко сну. Эротические фантазии больше не беспокоили Наташу.

Андре вошел в пещеру тихо, спокойным и хорошо поставленным голосом обратился к ней: «Как на счёт сна? «Наташа ждала этого предложения и, оглядев пещеру, согласилась. Она только не знала где можно устроиться на ночь. Андре предложил следовать за ним. Вошли в большой каменный зал, освещенный двумя автомобильными лампочками, которые располагались над двумя кроватями. Одна была громадная, тогда как другая была обычная двуспальная кровать. Постельное бельё зелёного цвета выглаженное, с каким-то приятным запахом. Он снял свою накидку-халат, лёг и погасил свет. Наташа в замешательстве села на кровать, у неё не было ночной рубашки. Откинув край одеяла, увидела комплект того, что ей необходимо. Была даже зубная новая щетка и какая-то парфюмерия. Зубы чистить не стала, переоделась и легла. Она заметила, что когда переодевалась, Андре отвернулся, хотя ей почему-то хотелось, чтобы он мог подсматривать. Свет погасила и легла на спину. Когда привыкла к темноте, вдруг, увидела звёзды южного неба и сразу заснула.

Утром проснувшись, Наташа вышла из пещеры. Шёл дождь. Ночью в спальне видны были звёзды, а сейчас не упало ни одной капли дождя на то место, где спала. Заколдованное место. Андре собирал с кустов какие-то ягоды или фрукты, не обращая на неё внимания. Хотела сделать зарядку, но, вспомнив, что она в ночнушке, умылась и воспользовалась зубной щёткой.

Она подошла к Андре, чтобы попросить какую-нибудь накидку от дождя. Холодно не было, но моросящий дождь не приносил радости. Он встал и повёл в пещеру. Прошли столовую, спальню и очутились просторной комнате, стены которой были обиты строгаными досками. Вдоль одной стояли шкафы для одежды, а за ними кровать тех же больших размеров, второй Наташа не обнаружила. Она подошла к окну, застеклённым зеленоватым прозрачным пластиком. Вид из окна был такой же, как и из дома, который сняли у стариков. Где-то внизу виднелся тот домик, старики похожие на муравьёв, копошились в саду. Сергея не было.

Андре открыл шкаф и подозвал Наташу. На вешалках аккуратно висели женские платья, юбки, несколько пар туфель и тапочек стояли под одеждой. В углу были ступени, ведущие в нижние помещения. Площадь деревянной комнаты около сорока метров, но она казалась небольшой по сравнению с габаритами хозяина. Пока Андре думал, что ещё показать Наташе, она уже примеряла платье, прижав его к своим плечам. Выбор пал только на второе, хотя по размеру они были одинаковыми и соответствовали её фигуре. Странно было то, что вся одежда и обувь с зеленоватыми оттенками, где более густыми, яркими другие еле заметными. Андре спустился по ступенькам, и голова скрылась в проёме пола, чем воспользовалась пленница. Ночнушку положила на кровать хозяина, осмотрела своё тело, сожалея, что нет зеркала. Ну, так не бывает, чтобы были женские принадлежности, и отсутствовало самое необходимое для женщины. Она стала открывать все подряд дверцы шкафов и в одном из них нашла, что в данный момент считала самым главным. Теперь Наташа могла полюбоваться своим телом, своим «загаром» и картиной медленного выздоровления. Вдруг в зеркале увидела голову Андре поднимающегося по лестнице. Она быстро стала одеваться, правда, ей не хотелось ускорять своё действо. Андре замер на уровне головы и отвернулся. «Вот те на! — подумала она, — Я совсем не интересую его». Она нарочито затягивала одевание, делая вид, что платье несколько тесновато. Андре усмехнулся, подошёл к ней, встал на колени и одёрнул подол. Всё встало на свои места. Из неловкого положения она вышла, просто покраснев и поблагодарив его словами и взглядом. Тут Наташа вспомнила, как долго не одевались они с Сергеем, обнимались и были почти счастливы… Хозяин заметил мечтательный взгляд пленницы, и они дружно расхохотались. Завтракать!

Глава 11
Мы подъезжали к станции Орехово. Девушка закрыла книгу и положила её в сумочку. Я встал, теперь мне захотелось предложить прогуляться до Домодедовской. Вышли из метро, направились в сторону бульвара. Минут пять молчали. Длительная пауза заставила меня заговорить первым. Что, если, что-нибудь расскажу из студенческой жизни? Когда я бываю один, то стараюсь вспомнить, чтобы затем воспроизвести при встрече. Это стало моей обязанностью.

Начиная с первого курса, мы изучали: ОМЛ — Основы марксизма-ленинизма (Два семестра); Политэкономию (два семестра); Философию (два семестра). Сколько потерянного времени!

Однажды, я не подготовился к семинару по политэкономии. Моя фамилия в середине списка в учетном журнале у преподавателя и поэтому я был спокоен, надеялся, что очередь до меня не дойдёт. Семинар всегда начинается с опроса. Первым был Авдеев, был первый неуд. Череда неудов дошла до фамилии Катковский, у которого накануне родился сын. Половина группы отмечала это рождение и, естественно, никто не смог подготовиться к семинару. Один из четырёх «К» получил положительную оценку. Дошла очередь до меня. Я что-то мямлил, пытался подсмотреть в открытой соседом книге, но он заметил и поставил последний в этот день неуд. Он сделал паузу, затем спросил меня: «Кем Вы хотите стать?» Я ответил, что буду гинекологом. Он оживился. Очень хорошо! Представьте, что к Вам на приём приходит женщина и спрашивает: «Что такое «прибавочная стоимость», а Вы не знаете». Разве она второй раз придёт к Вам? Она поищет более образованного доктора. Группа расхохоталась. Один из «К» пытался объяснить, что все «неуды» отмечали и поздравляли молодого папу: у него СЫН родился. После этих слов преподаватель взбесился и выгнал адвоката «К». В знак протеста мы покинули аудиторию. После беседы с завкафедрой преподавателя в нашей группе не стало.

КСТАТИ.
За сорок лет практики, ни одна женщина, лёжа на гинекологическом кресле, не спросила: «А что такое «прибавочная стоимость?»

Случай со мной на экзамене по философии. Взял билет, как говорят студенты, счастливый. Экзаменатор, видя, что я скучаю, попросил к себе. Я бойко начал делиться своими знаниями, он благожелательно кивал головой. Хор или отлично. Вот дурацкие мои мысли. Ну, последний дополнительный вопрос и мы решим величину оценки. Я потирал руки. Он продолжал: «Когда родился К. Маркс?» Я опешил. Бог его знает, но я не знал. «Ну, а когда умер?» продолжал экзаменатор. Ответа не последовало. Дело дошло до Ф. Энгельса — результат тот же. «А я хотел поставить «отлично», но Вы не ответили на четыре вопроса!» — с горечью произнёс он. С большой натяжкой ставлю «удовлетворительно». Я был доволен и этим. Без этих знаний трудно стать хорошим врачом, тем более, гинекологом. Вдруг, больная спросит: «Когда родился…?» и быстро соскочит с кресла, не дождавшись ответа. Так я стану безработным. Это было в январе.

А в апреле на занятиях по урологии был урок толстокожести, ненужной педантичности и боязни потерять должность ассистента. Занятия шли своим чередом в палате, где было больше пятнадцати больных, в мужском отделении. Наше место в углу громадной палаты. Разбираем истории болезни, опрашиваем больных, пытаемся самостоятельно поставить диагноз. От наших разговоров и перешёптывания многочисленных больных в палате стоит умеренный гул. Иногда медсестра громко вызовет больного на процедуру и все поворачивают голову в сторону зычного голоса. Ассистент-преподавательница женщина лет шестидесяти, говорят, что она участница, делает нам замечание, чтобы мы не отвлекались. В противоположном углу на стене висит радиорепродуктор. Вдруг из него раздаются позывные Союзного радио (мотив песни «Широка страна моя родная») и голос Юрия Левитана, что сейчас будет важное сообщение. Наступила гробовая тишина. Левитан продолжал: «Сегодня…» Это был запуск на околоземную орбиту Юрия Гагарина. Тишину разорвал гром оваций и аплодисментов. Мы тоже орали и просили преподавателя закончить занятия, чтобы пойти на Красную площадь. Она произнесла: «Прежде всего, учёба, а ваш космос подождёт!» Мы все опешили и замолчали. «Учёба» продолжалась. Следующая кафедра была «Философия». По дороге в другой корпус встретили нашего профессора Пашенцева, который нас обругал за то, что мы ещё в стенах института. Вот такая разница.