Глава четвёртая

В отделение следователь вернулся к вечеру. Дежурный окликнул его, указал рукой на, сидевшего на банкетке пожилого мужчину, это к вам. Корзинкин посмотрел на часы, громко вздохнул, и пригласил бедолагу в кабинет. «Чем могу помочь?» — спросил он, с выражением продавца промтоварного магазина. Мужчина бомжеватого вида, небритый, с одутловатым лицом, глухо произнёс: «Я Сыроежкин Иван убил девушку…» Здесь Корзинкин впервые пожалел, что носит такую фамилию, что ходит под началом Грибова, что все сыроежки Подмосковья он соберет в свою корзинку. Иван опешил, не знал, что ему делать с больным следователем, который так побледнел, что про таких говорят «краше в гроб кладут».

Корзинкин провёл рукой по своему лицу, как если бы хотел вытереть пот, или быстрей проснуться. Выпил стакан воды, хотя не испытывал жажды, и за одно предложил Ивану. Встал, подошёл к бомжу, осмотрел его с ног до головы, брезгливо скорчил рот, и машинально закурил.

«Ну, что Сыроежкин, давай рассказывай кого, когда, зачем убил? Где? В общем, подробно и быстрей!» — приказным тоном процедил следователь. Иван понял, что перед ним сидит уже здоровый человек, который может его выслушать от начала до конца. Он тоже попросил закурить, и сразу получил разрешение. Затянувшись два-три раза, начал издалека: «По мужской линии у нас в родне были все Иваны и отец и дед, а может, и прадед, ну, а кто Пётр или Николай, так, те помирали в детстве. Иваны Иванычи в основном были солдатами или мелкими преступниками, вот такая у меня наследственность. Дед воевал и в Мировую войну. Потом — и за «белых» и за «красных». С моим отцом они играли в прятки: то отец сидит, дед на свободе, пройдёт время меняются местами. Я же решил бороться с преступностью, и подался после армии в милицию. Так стал «мильтоном». Женился, родился сын. Я по характеру гуляка, и как многие говорили бабник. Жена терпела, терпела да и выгнала. Сына Ивана с тех пор не видал, и где он не знаю, наверное, путешествует по Сибири. Это у нас в роду. Но мне сильно повезло с хорошенькой девушкой, на которой вскоре женился. Жили хорошо, оба работали, получили квартиру, тогда просто давали, ну, как сейчас только без взяток. Родилась девочка, и всё бы хорошо, да чёрт попутал, застала меня жена, подробности сейчас ни к чему. Снова меня выгнали. Первая жена на порог не пустила. Дочку много лет не вижу, поди, замужем. Я теперь бомж со стажем». Иван вздохнул, попросил ещё сигаретку.

«Да, тебе романы писать, я прослезился бы, да времени нет, протокол писать нужно. А всё, что ты рассказал, для следствия ни к чему», — заверил Корзинкин, и взял ручку. «Давай ближе к теме», — сказал следователь, то ли зевая, то ли улыбаясь. «На Курском вокзале меня каждая собака знает, это ж мой родной дом. Стою как-то возле касс высматриваю сумочки, рюкзаки, чемоданы, оцениваю хозяев. Одна девушка ругается с кассиршей, за ней стоит какой-то хмырь, осматривает её кошелёк. Я пошёл поближе. Тут я увидел, что за мной следят, я в сторону. Вы не поверите, подходит ко мне молодой человек хорошо одетый, в шляпе, как и тот, что у кассы. Он здоровается, и протягивает стадоллароваю купюру, я отказываюсь, мол, меня с этой бумажкой потащат куда надо. Тогда достаёт три тысячи, и говорит: «Ты видишь молодую парочку у касс?» — я говорю — «Вижу». «Так вот, поедешь за ними, и сделаешь то, что я скажу, после чего получишь ещё столько же». Я поехал.

Глава пятая

Как ни странно, на следственный эксперимент согласились прийти более пятнадцати грибников, условием, что им отметят повестку на весь рабочий день. Они явились ровно в восемь, и все с корзинками, ну не тратить же время зря в будний день. Для опознания пригласили мамашу Катерины, и боялись за её здоровье. На всякий случай захватили фельдшера с сердечными лекарствами. В двух машинах привезли Сыроежкиных, до этого времени они не встречались, и каждый сидел под надзором полицейских. Прибыл главный грибник, начальник отделения полковник Грибов, в сопровождении сына, который тоже был с корзинкой. Гурьбой подошли к месту преступления, где полковник приказал подавать Сыроежкина старшего. Иван направился не к могиле, а к кустам, все напряглись. Лейтенант расстегнул кобуру. Не обращая внимания на толпу, обвиняемый раздвинул ветки куста, нагнулся и достал сапёрную лопатку. Кто-то ахнул. Сержант стал сопровождать Ивана до заветного места. Привычным движением последний начал выковыривать, ранее нарезанный дёрн, складывая его аккуратно в кучу. Почва была рыхлая, и скоро появились джинсы, которые носила Катя. Все посмотрели на мамашу, она закрыла лицо руками, ожидая самого страшного. Сержант потянул брюки за порчину, и вытащил из земли полностью, тела не было. Иван продолжил работу. Подошедшие грибники не свидетели с интересом следили за раскопками, спрашивали: «Что клад нашли или древняя стоянка первобытных людей?» Ответа они не получали. Иван с удивлением продолжал копать. Мелькнула белая ткань, сержант выдернул её, это была косынка, а под ней виднелся резиновый полусапожек. Извлекли и его. Тела не было. Иван воткнул лопатку в рыхлую почву, и вылез из могилы. Следователь попросил, чтобы он копал дальше, но тот отказался, говоря, что раньше он выкапывал только на два штыка лопаты.

Рассерженный полковник крикнул: «Подавай второго!» Сержант кинулся исполнять приказ. Подвели Ивана. Следователь прямо в полевых условиях начал опрос свидетелей. «Кто узнал наших фигурантов?» — обратился он к толпе. Тихий шумок пробежал среди грибников, одни говорили, что видели первого, другие только второго Ивана. Один вышел на шаг вперёд, и заявил, что вот с этим он расхохотался над его шуткой, и девушку видел в красной ветровке. В общем, все что-то запомнили. Записать показания следователю не удалось. Иван поздоровался с грибником, и отправился к кустам. Сержант остановил его, и вручил ему лопату. Иван повертел лопату в руках, стряхнул глину, и подошёл к могиле. Копал он быстро, но только до её середины и глубоко. Мать Кати надеясь, что она жива, набирала номер её мобильника. Вдруг под землёй раздался мелодичный звук её телефона. Обезумившая мамаша завопила сквозь слёзы: «Катя, это я, возьми трубку!» Она кричала, снова набирала номер, и снова кричала. Следователь деликатно отвёл, убитую горем мать. Лопата наткнулась на что-то твёрдое и подвижное. Присутствующие инстинктивно ринулись к яме. Иван встал на колени, и руками стал разгребать влажный песок. Через несколько движений рук показалась катина корзинка, в которой звонил телефон. Раскопки продолжались уже в тишине, мамашу отвели к фельдшеру в машину, где она немного успокоилась. Иван копал осторожно, проверяя каждый ком песка. Наконец он дошёл до дна могилы, о чём говорил твёрдый грунт. В последние два захода извлекли красную ветровку и резиновый полусапожек, тела не было. Все представители власти растерянно смотрели друг на друга, следствие рассыпалось на глазах. Явка с повинной есть, орудие убийства есть, свидетели есть, могила с вещами убитой дважды обнаружены на разных уровнях, а тела нет.

Полковник Грибов уже собрался объявить отбой, как вся толпа повернулась к тропинке ведущую в лес. По ней по направлению к могиле шла молодая пара. Они подошли к толпе, не доходя несколько метров до могилы. Любовь Михайловна увидев живую дочь с воплем: «Вот моя Сыроежкина, дочка жива!» — бросилась обнимать её и целовать. Сначала она даже не заметила молодого человека, который учтиво отошёл от счастливой мамаши. Катерина, обращаясь к матери, сказала, что она уже не Сыроежкина, а Рыжикова и посмотрела на молодого человека, адвоката. Он поклонился, и взял девушку за руку.

Глава последняя

В некоторых странах «Самооговор» расценивается как «Лжесвидетельство» и уголовно наказуемое деяние. У нас такой статьи нет, а посему всех Иван Иванычей отпустили с миром. Любовь Михайловна дала каждому по одной тысячи, но с собой не взяла, на свадьбу не пригласила. У них своя дорога.

Катерина кончила читать дипломную работу. Аплодисменты жидкие, переходящие в овацию.

Рецензия на «Двойное убийство. Где жертвы?»

Второе сентября. Дипломная комиссия продолжает работу. Председатель предлагает любому соискателю дать рецензию на только что прослушанное произведение студентки Сыроежкиной Катерины. Отзыв должен быть заказным и любым по характеру положительным или отрицательным. Он принесёт дополнительный бал к оценке своей дипломной работы. Лес рук вырос в аудитории из двух студентов. Председатель кивнул головой в сторону Лисичкина, члены комиссии поддакивали уже своими головами.

Лисичкин встал, презрительно посмотрел на предыдущего автора, и принял позу Верховного судьи. Все поняли, какое направление избрал новоиспечённый критик.

Начал он с того, что аплодисменты, которые оглушили аудиторию и, особенно уважаемую комиссию были не знаками восхищения, а наоборот радостью, что, наконец окончена сцена одного актёра. Замолчал, сделал паузу, глубоко вдохнул, затем выдохнул, и продолжал:

Наш автор воспользовалась советом преподавателя не подражать известным писателям, и ей это настолько удалось, что получилось то, что мы, к сожалению имеем. Считаю, выбор фамилий настолько неудачен, что складывается впечатление, что кроме производных от грибов она других фамилий и не знает. Возможно это не совсем осознанное подражание великому произведению А.С. Пушкина «Лошадиная фамилия». Ну, это так, пусть перечитает, когда выйдет на пенсию. Начало рассказа довольно бодрое, и хочется верить, что вот-вот захватит читателя, и он, читатель на одном дыхании проглотит его целиком, но какое горло надо иметь, чтобы целиком и за один присест. Шутка. Из сочинения ясно, что события разворачиваются в Москве, но читают нас по всей России, и никому неизвестно где это какое-то Есино. Хотя бы дала географические координаты.

Далее читаем: «Капитан с издёвкой… обращается к лейтенанту Корзинкину…». Ну, где это видано, чтобы в правоохранительных органах офицеры так уничижительно относились друг к другу. Это дискредитация непозволительна даже в фантастических романах известных писателей. А как выглядит следователь при исполнении в квартире одинокой, разведенной женщины. Распивает чаи, слушает всякие гадости про сержанта. И, пожалуй, принимает ухаживание одинокой женщины, и это в рабочее время. Неужели наша милиция-полиция такая аморальная? Посмотрите, как убитая горем, Любовь Михайловна бодренько смакует избиение своего мужа предметами женского туалета, но не подумала, что могла оставить его слепым. А заодно унизила и так испуганную девчушку, выбросив её бельё.

Молодой автор, как бы мимоходом, описал бытовую коррупцию со стороны странного адвоката, который соблазняет бомжей рублями и даже долларами, и никакого намёка на осуждение его действий. В конце нашего анализа очень неудачного произведения, хочется повториться, что фамилию Грибов следовало бы заменить на более грозную, например на Гроссман или как моя Вассерман. Для начальника отделения УВД эти фамилии были бы логичны.

Окончание детективной истории выполнена в стиле Голливудской кинокартины, где всё хорошо, и скоро будет свадьба.

Моя критика некоторым покажется жёсткой, но я считаю, что лучше «шишки» набить в молодости, нежели всю жизнь мучиться на стезе журналистики.

От себя без протокола — отобрать у автора ручки, бумагу и не публиковать произведения в течение недели. Докладчик сел.

Председатель оглядел членов комиссии и грустно произнёс: «Кого мы выпускаем?»