Я не был, не участвовал, не привлекался, не знал… До Революции мои родители повторили мои слова, но больше всего не знали. Они не знали, что будет то, что сейчас у нас происходит или происходило. Я ни пророк, ни колдун, ни экстрасенс, ни йог, не очень верующий, не очень атеист. Я даже немного верю в антимир, и не верю в НЛО и параллельный мир, а также в четвёртое измерение. Каждый сходит с ума по-своему.

Находясь в командировке, прочитал в местной газете о загадочной местности, которая приводит в ужас всё местное население, и никто не стремится посетить его без особой нужды. А там растёт строевой лес, и вырубку разрешили таёжным жителям, которые не спешили осваивать делянку. Лес перестаивал, приходил в негодность, образовывал в бурелом, засыхал, но никогда не горел. Пытались даже поджечь, но огонь гас самостоятельно, как только подходил к заколдованному месту. Этой газете можно было верить, она называлась какая-то «Местная Правда».

Я решил после командировки, заехать в эту забытую Богом на среднем Урале местечко, и самому удостовериться необычностью непонятной земли. Поезд остановился ночью, проводница мне напомнила, что надо выходить, о чём я её просил. Стоянка одна минута.

Вышел на низкую платформу я один. Куда идти не знаю. Пока стоял состав, что-то освещалось, разглядел станция «Благовещение». Указатель на щите говорил, что до этого села восемь километров, а автобусы работают с семи утра до одиннадцати вечера. По пятницам и понедельникам, а сегодня вторник. Днём ходьбы от силы два часа, ночью три – четыре. Пришлось идти ночью по незнакомой дороге, не видя её, спотыкаясь о камни, и почти жалея о своих намерениях. Просёлочная, грунтовая дорога не лучший путь для ночного путешествия, тем более, если в глубокой колее лужи выше щиколотки. Шёл то полем, то по дороге, поросшей с обеих сторон мелколесьем, и конца не было видно. Ни единого огонька, ни единого встречного путника. Казалось, что вот-вот из кустов выскочит волк или бешеная лиса.

Из личных вещей у меня только один портфель, да и тот оттянул все руки, а внутри всего-то несколько листков документов. Чтобы отвлечься, стал думать о чертовщине на этой земле, в том числе о патогенных силах, антимирах, разломах земной коры, пытаясь привлечь на помощь мизерные знания по физике, химии, и на всякий случай логику. В уме перебирал всевозможные необъяснимые случаи, которые были опубликованы в «жёлтой» прессе, или рассказаны знакомыми.

Дорога стала петлять. Её обступил густой хвойный лес со своими странными и страшными звуками, которые раньше никогда не слышал. Будто, кто-то шёл по сухому хворосту, и периодически вставал и прислушивался, как и я сам. Кто был ночью в густом лесу, тот поймёт мои переживания. Физика и химия не помогали мне, лоб и руки покрылись испариной. Из холодного оружия я имел при себе только шариковую ручку и брючный ремень.

Я ускорил шаг, в надежде быстрее пройти жуткий лес, но оступился и шлёпнулся в лужу, спасая портфель, поднял руку вверх, и снова сел в туже уже густую воду. Хорошо, что было темно, и я не видел себя, смоченным взвесью глины и песка. Это были знания химии. Химия химией, а я мокрый и грязный с чистым портфелем должен идти дальше. Вглядываясь в темноту, я надеялся увидеть огонёк из какой-нибудь избы. Но, увы. Шёл аккуратно около часа медленно, мешали мокрые брюки, и успел кое-что натереть. В ботинках хлюпала вязкая жижа, в животе урчало, хотелось пить, нервная дрожь по всему телу выводила меня из себя.

Стало светать, петухи, которые оповестили о новом дне, игнорируя, летнее время, ведь они не смотрят телевизор, как мы. Подоенные коровы тоже не слышали приказа президента, что можно было ещё поспать или наоборот вставать раньше на час. Соловьи чирикали свою трель, как хотели, свободно, мелодично, не связанные с часовыми поясами, как аэрофлот или железные дороги. Только пастух выходил на работу по КЗОТу, не смотря на рёв коров и коз. Я всё это слышал, и радовался скорой встречи с живым человеком.

Ускорить встречу я не мог, верхняя часть брюк подсохла, зацементировалась, и походила на боевую одежду пожарного. Да и пастух не торопился на нашу встречу. Звуки стада всё ближе и ближе, но я их не видел, бугор мешал обзору. Бросив дорогу, я направился напрямик на ласкающие звуки коров.

Первым на бугре появился пастух с коротким кнутом, в телогрейке и кирзовых сапогах. До встречи оставалось метров двести, я стал махать руками, боясь, что он повернёт стадо, и я не догоню его. Он увидал меня, хлопнул кнутом, и сел на пригорок.

Встреча произошла необычно. Пастух с изумлением смотрел на меня, и моё командировочное удостоверение не произвело на него никакого впечатления. Взаимное приветствие было более чем прохладное. Он ждал моих вопросов, будто знал, о чём я его спрошу. И я спросил, где, мол, находится заколдованное место, о котором я узнал из местной печати. Пастух перекрестился, встал, хлопнул кнутом, подозвал овчарку, и весь его вид показывал, что он не хочет со мной иметь дело.

Я, как мог, начал дружелюбно. Приятель, не смогли ли вы подсказать, где находится место, которое вызывает ужас у местного населения. Он удивился повторному вопросу, и снова перекрестился. Я посмотрел на себя. Передо мной стоял монстр в скафандре цвета хаки с рыжим оттенком. Невольно я тоже перекрестился. Пастух сел, снял пастушью сумку, достал поллитровку, огурцы, хлеб, лук. «Здоровая пища на свежем воздухе для здорового мужика» — подумал я. Он пригласил к столу, положив бутылку в высокую траву, в тенёк. После первого глотка из горлышка, на наших лицах появилась улыбка, и завязался разговор.

Пастух поначалу принял меня за пришельца из той зоны, но когда я осенил себя крестом, он понял, что ошибся. Второй глоток возбудил словарный запас моего собеседника, перехлёстывая рассказ лёгким матерком, он дал понять, что нужное для меня место находится совсем близко, но он туда не пойдёт. Третий глоток достался мне, а он закупорил бутылку, и убрал в сумку. Ему ещё работать до вечера.

Солнце встало, но тепла снаружи не было, только изнутри. Мы встали. Пастух показал направление движения, что совпадало с моей тенью. Я, было, хотел с ним расплатиться за стол, но он замычал, и почему-то развёл руками. Моё большое спасибо для него было достаточным, и расстались, пожелав друг другу успехов.

Я отправился на встречу с неизвестностью, шурша штанинами, и чавкая ботинками. Спустился с холма, где завтракали, обошёл стадо, и только тут почувствовал действие алкоголя. Походка неуверенная, в желудке ураган, позывы на все физиологические отправления, и некоторые частично реализовались. Стыд распространился до корней волос, но учитывая, что никого кругом не было, стыд растворился сам собой. Прошёл около километра, как вдруг, передо мной открылась ровная площадка с впадиной в середине от, куда бил ключом родник. Сначала я напился свежей воды, а затем устроил помывку и постирушку, отойдя ниже по ручью метров двадцать. Тут вспомнил басню Крылова про ягнёнка.

Ягнёнок только пил воду значительно ниже по течению, а я пачкал воду в верховьях ручья, и снова покраснел от стыда. Покраснение я чувствовал изнутри, но не мог подтвердить снаружи, а может, вообще не краснел. Разложил одежду на пригорок, и в одних трусах улёгся рядом, давно не загорал. Как мало для счастья надо человеку.

Я внимательно смотрел на ключ воды, который с силой выбивался из недр, питал какую-нибудь речку, устраивал водопой для стада. Человек может часами смотреть на воду и огонь, вот я и смотрел. Ласковое солнце полностью расслабило моё тело. Машинально я нащупал рукой камушек и кинул в прозрачную воду, от чего волны не образовались, а ключ перестал действовать, и вода стала уходить в землю, ручей пересох.

Уходящая вода, оставляла шахту, глубину которой я не мог определить. С головокружением подполз к отвесному краю пропасти и заглянул вниз. Дна я не увидал. Там была страшная темнота. По звуку падающего камня я надеялся узнать глубину гигантского колодца, и стал искать подходящий булыжник. Нашёл быстро размером с небольшую дыню. Бросил камень в шахту и присушился. Он падал, задевая стенки колодца, и, вызывая жуткий гул, срежет. Прошло около десяти секунд, когда я услышал шлёпающий звук тяжёлого тела, что означало глубину в пятьсот метров.

Моя голова свисала над колодцем, она по-прежнему кружилась, я не всё понимал, что происходит. Свист, исходящий из шахты, заставил меня больше инстинктивно отпрянуть от горловины. И в тот момент мимо меня пронёсся, мною брошенный булыжник. Заворожённый я смотрел на летящий ввысь камень, и думал: «Какая сила вытолкнула его из недр земли?». Задрав голову, я оступился и рухнул в открытый зев своей могилы, вспомнив тех, кого казнили таким образом. В уме стал считать секунды, которые приближают меня к тяжкой, и, возможно мучительной смерти. К счастью, а может к несчастью я не задевал стенок колодца, только свист от рассекаемого воздуха стоял в ушах и в голове. Я просчитал больше пятнадцати секунд, а встречи с дном не наступало, значит, глубина не ограничена. Скорость падения внезапно уменьшалась, я парил в полной темноте, и только далеко наверху просматривалось голубое небо. Я не падал, но страдания не покидали меня. Стенки шахты были мокрые, но нескользкие без каких-либо выступов, а, следовательно, выбраться невозможно. Я надеялся на мгновенную смерть, падая в пропасть, но мне суждено умереть от холода, голода, и что не так важно от чего, главное, что мне конец, и пропадут мои документы, а кому они нужны. Я посмотрел вниз, подо мной была темнота, и жуткая пустота. У меня началась одышка, видимо, здесь кислорода меньше, чем на поверхности, сознание путается, вот-вот, потеряю сознание. И когда я прощался с земным существованием, приблизился к стене шахты, нащупал мокрый камень, он стал, как мне, показалось, стал нагреваться. Обжигая руки, выдернул его из породы, он не упал, а устремился вверх со свистом и грохотом. Каждый сходит с ума по своему, я начал по-своему.

Моя голова разламывалась, затылок отделился от черепа, лицо вытянулось, как у собаки, уши как у осла, руки как волчьи лапы. Это конец. Температура тела поднималась каждую минуту, как у больного малярией, сильнейший озноб. Моя душа тоже отделилась от тела, и стала подниматься вверх, но я успел ухватиться за её студнеобразную субстанцию, которая, как говорят, весит сто граммов. Вместе с ней поднимаюсь вверх, сначала медленно, Затем всё быстрее и быстрее. Вот уже поверхность, а я лечу с большим ускорением. Какая красота открывается с высоты птичьего полёта. Вижу стадо, пастуха, лес ручей, который я загадил.

Стал думать о природе невероятного явления, что интересно, когда я падал в пропасть, мысли были о вечном. Здесь же, меня покорила красота, появились светлые мысли, ощутил радость жизни. Я продолжал лететь вверх, осматривал окрестности, хотел было управлять полётом, растопырил руки, как крылья, и мгновенно устремился вниз. С высоты ста метров приземлиться, это неминуемо верная смерть. Куда-то пропала красота ландшафта. На меня смотрел пастух и бык, остальное стадо мирно паслось на лугу, будто для них это было обычное явление. Я орал, оглушая сам себя. Руками и ногами пытался вернуться в зону подъёма, и когда оставалось до земли несколько метров, ощутил такую перегрузку, сравнимую с тем, что переносят космонавты. При нулевом ускорении опустился на землю возле ручья, и потерял сознание.

Пришёл в себя, когда солнышко давно перевалило за полдень. Моя голова болела не так сильно, хотелось пить. Подполз к ручью, ничком жадно пил родниковую холодную и вкусную воду. Меня осенила мысль, я открыл зону антигравитации. Вот почему при извержении вулканов глыбы камней и раскалённой лавы взлетают на сотни метров от жерла, и, выходя из зоны, падают на землю, разрушая всё на своём пути. Возможно, и Бермудский треугольник содержит силы антигравитации. Надо срочно опубликовать. Это сенсация 21-го века.

Я стал собираться. Моя одежда была аккуратно сложена на валуне, вычищена, брюки выстираны и поглажены, носки лежали в чистых ботинках, портфель был рядом со мной. Я осмотрелся, и увидел на пригорке группу женщин, которые наблюдали за мной. Из одежды на мне были только семейные трусы, да и те не первой свежести. Моё смущение было замечено женщинами, и проявив деликатность, они удалились.

Одевался я, как солдат срочной службы по команде: «Подъём!» Мысленно поблагодарив женщин за «химчистку», почти бегом направился к дороге, которая ведёт к станции. На моём пути всё тоже стадо и пастух. Обходить стадо было неудобно, и я пошёл напрямик к пастуху. Он был приветлив, улыбался во весь рот. Не заговорить, не было возможности. Начал я с того, что у них очень хорошо, и живут зажиточно. Он скривился, и полез за сигаретами. Я недоумевал, чем мог его обидеть. Пастух сделал большую паузу, закурил, и сел на камень.

Да жили мы хорошо, — начал он. — Совхоз был богатый, провели электричество, но в девяностые годы началась неразбериха. Кто-то срезал провода. Алюминий принимали по хорошей цене, а мы остались без света. Пошла разруха. Вот мы и стали химичить. Варили ягоды можжевельника и волчьи ягоды, высушивали, а, затем в водку добавляли, настаивали. Как-то прибыл к нам журналист, ну и угостили его. Пережил он такие жуткие галлюцинации, что на следующий день написал статью в местной газете про нас. Исказил всё, что мог. Поток туристов, футурологов, археологов, искателей НЛО, всяких проходимцев увеличивался с каждым днём. Мы всей деревней организовали Гостиный двор, и деньги потекли сами собой. Я смотрю, вы человек образованный, а тоже хотите опубликовать по месту жительства про нашу загадочную зону. Не надо. Из центра приедут специалисты, милиция, а то и солдаты. Мы рады работать честно, но не дают.

Пастух закончил речь, и полез за второй сигаретой. На прощание он предложил глоточек водки, я как мог вежливо отказался. Открытие не состоялось, но сам подумал: «Куда мы катимся?»